— Ладно, — она шагнула навстречу Эрну и попыталась привлечь его к себе.
Он смущенно отстранился, оглядываясь на Крайста.
— Нет уж. Так не пойдёт. Мы должны быть совершенно одни. Иначе это не первый поцелуй, а какое-то издевательство получается…. — он осторожно взял Кирочку за предплечья чуть выше кистей и что-то прошептал.
Она почувствовала лёгкое головокружение. В тот же миг все вокруг невообразимым образом изменилось: не стало ни платформы, ни Крайста, ни голых деревьев — чёрным вычерченных на розовом… Над их головами тянулись нескончаемые провода. С тихим свистом продуваемые ветром скелеты вышек окуружали их со всех сторон.
— Что это за место? — удивленно воскликнула Кирочка.
— Не знаю. Я просто загадал, чтобы мы остались совершенно одни.
Действительно, поблизости не было видно ни одного человека. Тишину, обволакивающую, жутковатую, нарушало лишь негромкое гудение проводов.
— Как мы сюда попали? — не унималась Кирочка.
Она оглядывалась по сторонам; вдали, почти у самого горизонта виднелась сизая кромка леса, за нею, ещё дальше, наверное, находилась стена, обозначающая границы Города, а за их спинами, далеко-далеко, там, где дремал нежно-розовый как щека младенца закат, высились причудливые сооружения дорожных развязок, — я серьезно, Эрн, где это, и как мы здесь очутились? — повторила она почти испуганно.
— Телепортация, — деловито пояснил юный чародей.
— Что? — Кирочка оторопела, — Постой, это Друбенс научил тебя колдовать настолько… хм… серьёзно?
— Нет. Он ничему меня не учил. Просто у него была библиотека, где он часто засыпал, прямо в кресле, и ещё так странно, с открытыми глазами, а уж читать я умею. Поначалу я очень боялся трогать книги — а вдруг старик всё видит своим остекленевшим взором? Но потом ничего, привык.
— За счёт чего мы всё-таки переместились? — Кирочкино удивление сменилось раздражением: её раздосадовало такое самоуправство со стороны Эрна по отношению к её персоне, взял вот так запросто, не успела она и глазом моргнуть, да зашвырнул со всеми потрохами невесть куда!
— Мы не перемещались в пространстве в традиционном смысле этого слова, — пояснил Эрн, — мы не бежали, не ехали и не летели. Мы возникли прямо тут. На этом месте.
Кирочка вопросительно взглянула на него.
— При телепортации переносится только информационная матрица объекта, это происходит мгновенно, а сам объект восстанавливается по ней из присутствующих на новом месте атомов.
— Постой, — Кирочкины глаза округлились от изумления, — что же стало с теми нами, которые остались на платформе?
— Распались, разложились на атомы, — спокойно ответил Эрн, — а энергия связи переместилась вместе с информационной матрицей сюда, именно она и помогла нас снова «собрать»… Может, слышала когда-нибудь такое: «Из праха мы вышли, в прах и вернёмся?» Наши тела идентичны по составу земной коре, и иначе просто не может быть, потому что мы материализовались на этой планете посредством эволюции из тех элементов, которые здесь существовали… Проще говоря, великая идея использовала попавшуюся под руку материю… «Прах», который упоминается во многих религиозных текстах, — это углерод — основа всех органических молекул; мы постепенно образуемся из них, когда развиваемся во чреве матери, и распадаемся на них же, когда умираем. Нечто похожее происходит и при телепортации. Только мгновенно.
— Так что же, получается, я состою уже не из тех молекул, что минуту назад? — вознегодовала Кирочка.
— Ну да, — ответил Эрн, не теряя своего созерцательного спокойствия, — а что такого? Какая тебе разница? В природе нет ничего постоянного, непрерывная изменчивость — условие её существования…
— Но ведь никто не давал тебе такого права… — Кирочка рассержено отвернулась, — тоже мне философ нашёлся… А если во мне что-то теперь исказилось? Испортилось? Как ты это поправишь?
— Ничего не испортилось, — уверенно сообщил Эрн, — информационная матрица предписала пространству в точности восстановить каждую молекулу твоего тела, включая все дефекты, изъяны, неправильные хромосомы и излишние примеси в твоих клетках — абсолютно все индивидуальные особенности. Перестановку претерпели только сами атомы. А их структура, как ты знаешь, довольно консервативна, во всяком случае тех, из которых состоим мы с тобой.
— О, господи, — выдохнула Кирочка, непонимающе разглядывая свои ладони, словно пытаясь заметить невооруженным глазом изменения на атомном уровне, — а какая всё-таки сила переместила все сюда, эту матрицу, эту энергию?
— Вот чего не знаю, того не знаю… Я ведь маг, а не специалист по теории волшебства. Кажется, перенос осуществляется за счёт локального коллапса пространства, образуется нечто вроде микроскопической чёрной дыры — у Друбенса много умных книг, там всё написано — и информационная волна засасывается туда, чтобы затем переизлучиться в другом месте, хоть на другом конце Вселенной… Чёрт знает… Сказал же, я просто захотел, чтобы мы остались одни…
«Я волна, — думала Кирочка, — он способен превратить меня в волну…» Трудно сказать, какие чувства вызвала в ней эта мысль, тревогу, недоверие… и ещё что-то… Кажется, восхищение.
Она смотрела на маленького волшебника сверху вниз. Встретив внимательный и сильный взгляд его аметистовых глаз, Кирочка как никогда прежде первой отвела глаза.
— Я боюсь тебя, Исполнитель Желаний, — тихо сказала она, раньше Кирочка ни разу не называла Эрна так.
— А я тебя, — отозвался он, смутившись тоже, — потому что в тебе содержится единственное желание, которое я не могу исполнить для себя сам… Ты, кстати, ещё не забыла, зачем мы здесь?..
Эрн замолчал, не собираясь, по-видимому, больше пугать Кирочку распахнутыми настежь тайнами бытия, он даже не смотрел на неё, его дивные лепестковые ресницы были опущены, и к ней потихоньку начало возвращаться всегдашнее ощущение уверенности в себе.
— Вспомнила, — сурово отчеканила она. Его трогательная настойчивость почему-то задела её. — Подойди поближе.
Кирочка наклонилась и сухо ткнулась губами в сомкнутые губкы Эрна — точно приложила твёрдое к твёрдому.
— Неееет, так не пойдет, — раздосадовано протянул он, — поцелуй меня по-настоящему…
— Это как?
— Будто бы сама не понимаешь, — обиделся подросток, — как своего любимого…
Кирочка стояла в нерешительности, взгляд её блуждал по чёрным строкам проводов, по неровной сизой ленте далёкого леса.
— Неужели ты не хочешь? — спросил Эрн, поднимая на неё большие фиалковые ставшие вдруг пронзительно печальными глаза, — совсем не хочешь? Ни капельки? — по его интонации можно было подумать, что он сейчас заплачет, — и ты делаешь это только потому, что обещала?
— Эрн… — она пыталась держаться как можно более уверенно и деловито.
— Неужели ты не хочешь? — повторил он.
Кирочка пробежала взглядом вдоль завораживающе изящного изгиба его губ, сухих, совсем немного обветренных, бледно-розовых как перламутр.
— Хорошо, будь по-твоему, сам напросился.
Она притянула его к себе, каким-то порывистым, взволнованным движением, ощутив на миг сквозь тонкую синюю курточку на синтепоне всю его жалобную полудетскую хрупкость. Молния на курточке была застёгнута не до конца, и ей в глаза сверкнула, точно фары встречного автомобиля ночью, беззащитная белизна кожи в ямочке у основания шеи…
— Закрой глаза и открой рот, — скомандовала она. Почему-то ей вспомнилось, что так давным-давно говорила бабушка, надеясь впихнуть в неё очередную ложку супа или каши. Ассоциация показалась ей нелепой и Кирочка досадовала на себя.
Эрн повиновался. Несколько мгновений она просто смотрела на него, невольно любуясь; чуть подрагивающие ресницы, нежные приоткрытые губки, как ракушка… «Неужели ты не хочешь?» — звучал у неё в сознании взволнованный голосок подростка, «Он же по уши в тебя втрескался!» — вторил ему насмешливый голос Крайста.
Бледно-розовая ракушка была уже так близко. Случайный блик качнулся на жемчужной поверхности округлого переднего зубика. «Неужели ты не хочешь?»
Кирочка зажмурилась и склонилась, теперь уже она не видела ничего, а только осязала мягкое тепло чужого доверчивого дыхания.
И…
Внезапно она почувствовала, что тельце юноши как-то неестественно резко обмякло. Словно тряпичная кукла, оно безвольно повисло у неё на руках.
— Перерасход энергии… — констатировала она шепотом, осторожно укладывая подростка на землю. Он был такой щуплый, лёгонький, прозрачный, словно лепесток, поднесённый к свечке; обморочная бледность проступила на осунувшемся вдруг личике точно иней; Кирочке со странной сладкой тоской подумалось в этот момент, что она спокойно могла бы нести Эрна на руках…
